<<< Глава 4Дом КолдуньиГлава 6 >>>
Реклама

Реклама в Интернет

"Кое-что из дневниковых записок Р. Шебалина, ангела"

 


                 Глава 5.
                 "Мухи в янтаpе".


                      Иногда, - пишет Корделия,  -  он  жил  до  такой
            степени   отвлеченной   жизнью,   что  становился  как  бы
            бесплотным, и я не существовала для него как женщина. То я
            становилась  чужой  для  него,  то  он весь отдавался мне.
            Обвивая его руками,  я иногда чувствовала вдруг,  что  все
            как-то  непонятно  изменяется - и я "обнимаю облако".  Это
            выражение я знала прежде,  чем узнала Йоханнеса, но только
            он научил меня понимать его тайный смысл.
                                С.Къиркегор "Дневник обольстителя".


                 *

                 ...За что я действительно могу благодарить  институт,
       так  это  за  то,  что  там - буквально заставили меня прочесть
       несколько именно  тех  литературных  произведений,  не-прочесть
       которые я  не  мог.  Они  нашли  меня.  Они  догнали меня - так
       обстоятельства догоняют людей,  так болезни вьются где-то  там,
       будто бы за окном, и вдруг - вот они: с тобою, внутри.
                 "Списки литературы."   Обязаловка   в  виде  шедевров
       мировой значимости.  Можно  ли  серьезно  сдавать  экзамен   по
       Достоевскому, по "Старшой Эдде", по... Къиркегору?

                 ... Я  смотрел  на  список  предлагаемой  для  чтения
       литературы и задумчиво покусывал нижнюю губу (я иногда волнуюсь
       так) - в числе прочих известных  и  полуизвестных  мне  авторов
       очень смущала   меня   некая   фамилия,   которую,  кажется,  и
       записал-то несколько неправильно.
                 - К-р-р..  еры,  чего-то  там  такое,  -  жаловался я
       Машеньке, развертывая    перед    ней    список    с    именами
       экзаменационных авторов.
                 - Къиркегор? - улыбнулась Машенька.
                 - Да... вроде - да.
                 - Говорят,  он был импотентом,  - тут она уже и вовсе
       рассмеялась (бывает же,  мол,  такое!) и достала с полки черную
       книгу с внушительным названием "Страх и трепет".
                 Я внутренне содрогнулся,  но,  решив между делом, что
       коль  скоро  возвращаться мне предстоит вечером,  на поезде,  -
       лишнее чтиво  не  помешает...  (Благо  сегодняшний  "Московский
       Комсомолец"  подвергнулся ритуальному прочтению еще в метро.) И
       спустя некоторое время,  когда за окном  мелькали  уже  глубоко
       вечерние леса и деревни, я раскрыл врученную мне черную книгу и
       - обреченно вздохнул: теософ!
                                      (Как я их  не  люблю...  "Все  в
       пятнах,  а  туда же - светить лезет!.." - как говаривала Судьба
       из пьесы Л.Устинова "Остров пополам")
                 Но.
                 "...Сколько пафоса,  столько же  и  комического;  они
       обеспечивают существование  друг  друга:  пафос,  не защищенный
       комизмом, -  это  иллюзия,  комизм  же,  незащищенный  пафосом,
       незрел."
                 А потом   опять:   "Существуют  три  экзистенциальные
       сферы: эстетическая,  этическая и религиозная. Им соответствуют
       две пограничные области:  ирония, как пограничная область между
       эстетическим и этическим;  юмор  -  пограничная  область  между
       этическим и религиозным..."
                 Но это же как pаз то,  что я думал!  Я веpил, я знал,
       но все как-то не фоpмулиpовалось. А тут...

                 Вот он и сейчас выставляет Авраама,  Иова, Йоханнеса,
       господ "А." и "В." вместо щита,  но - ведь правда?  - он и  сам
       пожимает плечами:  вы же не поймете по-другому.  Он прав. Мы не
       поймем его по-другому.  Я и не пойму.  Со мной произойдет нечто
       совеpшенно иное.
                 ("Совершенно иное...")
                 И -  Soren  Kirkegaard  (ого,  как   это   пишется!),
       "родоначальник экзистенциализма", благословил меня.
                 Да нет,  я не шучу, я вообще, сам по себе - более чем
       не склонный к шуткам человек; впрочем, возможно - вам что-то во
       всех этих текстах и покажется  веселым  или  даже  смешным,  не
       верьте себе!  Не верьте этому здесь, не верьте этому и далее...
       это - лишь от неумения автора быть самим собой на  фоне  других
       "самих". Ненаказуемо.
                 "Девяти месяцев,   проведенных   в   утробе   матери,
       достаточно было, чтобы сделать из меня старика".

                 Но потом ведь была Регина Ольсен. Нет, уже не потом,
       - всегда.  Потом "однажды и навсегда" - была Регина Ольсен.  В
       1840 году (ей 17 лет) - помолвка.  В  октябре  следующего  года
       помолвка расторгается.
                 Читаем.
                 "Закрытость -  это и невольное раскрытие.  Чем слабее
       изначально индивидуальность  и  чем  более   гибкость   свободы
       поглощается на  службе  у закрытости,  тем более вероятно,  что
       тайна в конце концов вырвется наружу."

                 Поэт - поэт: все-таки в любой из ситуаций. Расторгнул
       помолвку?  бросил? из девушки сделал призрак, тень? Самое время
       вспомнить об элементарной порядочности, о чувстве долга?
                 Но -   искусство-то   выше  этого  самого  житейского
       "чувства долга".  Оно право - всегда; как смерть, оно примиряет
       всех,  раз и навсегда,  уничтожает и этическое, и эстетическое,
       стирает грани между людьми;  что такое мимолетный  человеческий
       долг перед громадой трагедии "в вечности"?
                 Оно -  как  смерть.  Оно  - очищает.  Выедает нутро и
       делает из нормального человека упыря, андеда.

                 "Что такое  поэт?  - Несчастный,  переживающий тяжкие
       душевные муки; вопли и стоны превращаются на его устах в дивную
       музыку."
                 Поэт, превративший  боль  -  в  учение,  любовь  -  в
       доказательства,  а  себя  -  в  персонажа   своих   бесконечных
       спектаклей одного актера,  в мультиинструменталиста,  играющего
       на нервах выдуманных им призраков.
                 "Если б у меня была вера,  мне не пришлось бы уйти от
       Регины."
                 Мидас. Золото. Регина...
                 "At last, Tubular Bells!.."

                 Ах, как  просто  сказать:  путь  подобного человека -
       путь  непонимания.  (Не  так  давно  англичане  порадовали  нас
       чудовищно  нужной  новой  версией "Гулливера" - несчастный,  но
       знающий, Лемюэль Гулливер пытается докричаться до благоразумных
       обывателей, объяснить им и - попадает в сумасшедший дом...) Как
       же просто отмахнуться:  ах,  он странен, пойдемте-ка поклонимся
       ему (пройдем мимо него,  подивимся мимоходом на него,  плюнем в
       него и пр.  - добавить по вкусу).  Как просто - со  "странного"
       человека - взятки гладки. Человек сей - недоступен и точка. Все
       вопросы снимаются. Ах, он равняет себя с богом, решает за нас -
       что  нам  нужно,  что  нам  не нужно?  Ах,  он посягает на нашу
       любовь? Каков сукин сын! Ну разве не прелесть, а?..
                 Люди, питающиеся   исключительно   прелестями,   меня
       воистину удивляют. Возведя человека на пьедестал странности, на
       недосягаемую для критики высоту, они - бросают его там.

                  - Ты  нам  не нужен,  смертный.  Сними свою мантию с
            трупа оборотня и покинь этот мир.  Ты пришел сюда только с
            одной целью.  Теперь, когда эта цель достигнута, ты должен
            уйти.
                  - Но я люблю Медбх,  - ответил Корум, - я не оставлю
            ее!
                  - Ты любил только Ралину. Ты видишь ее и в Медбх...
                                     М.Муркок "Серебряная рука".


                 "Путь непонимания".  Нет,  не потому - что  не  хотят
       понимать, потому  -  что  пытаются понять.  Но - не надо даже и
       пытаться.
                 Помните? - "Зорко одно лишь сердце."
                 "Но Авраама никто не мог понять. И в самом деле, чего
       он достиг? Он остался верен своей любви."
                 Да, Авраам остался, а что осталось Къиркегору?
                 Ирония?
                 А многих ли она спасла?  Нет,  не для той - для  этой
       жизни.  Сделала ли счастливым она Достоевского, Гоголя, Белого?
       Что,  кроме "смеха сквозь слезы" могли себе позволить  они?  От
       иронии избавлялись,  ее вырезали,  но:  "волки!  волки!!" - кто
       поверит  потом?  Оставалось  недоумение.  Масс-медиа  предпочло
       "Ревизора" "Выбранным местам...".  "Дневник обольстителя" вышел
       в  серии  "Грамматика  любви".  О  Достоевском  наговорили  уже
       столько,  что - он,  плюс еще Толстой - боги в натуре (в личные
       записи и того, и другого предпочитают особенно - не лезть), про
       Андрея Белого и говорить не приходиться, для одних - "учитель",
       для других - "шут".
                 Воистину: "голоса вопиющих в пустыне."
                 За всем  этим  помоечным   ореолом   мученичества   и
       (еще бы!) гениальности как-то забываешь даже,  что они  были  -
       людьми,  просто - немножечко умеющими говорить. Это не мало, но
       это и не много. Это - в высшей степени обыкновенно.
                 И повторим еще раз: ирония спасала.
                 И повторим еще раз.
                 "Она обнимает... обнимает..."

                 "...Многие люди  не  живут,  а просто медленно гибнут
       душевно, проживают,  так сказать,  самих себя, не в том смысле,
       что живут полною,  постепенно поглощающую их силы жизнью,  нет,
       они заживо тают,  превращаются в тени,  бессмертная душа как бы
       испаряется из них,  их не пугает даже мысль о бессмертии, - они
       разлагаются заживо." Опять о себе?  Неужели  было  так  больно?
       Неужели правда: "...бессилие. Знание оказалось даром... Мидаса:
       все обращалось в золото..."
                 Чувствуя мир  через себя,  неизменно - убиваешь его в
       себе.  В живом теле - заводится  зверек:  несчастное  умирающее
       сердце.  Оно заражает весь организм.  Страшно:  любовь к людям.
       "Ты не меня, ты мое полюби..." Любить "их" - любить то, чем они
       есть на  самом  деле.  И  вот  - влюбленное сердце ("у которого
       больше  нет  сил")  -  уже  ненавидящее  сердце,   потому   что
       приходиться любить и их ненависть тоже.
                 "...Если б Свифт действительно ненавидел людей, он бы
       не делал это так страстно."
                 Мертвец внутри живого.  Старик в ребенке.  Ужас  и  -
       бессилие.
                 "И всех   подобных  Нерону  людей  можно  сравнить  с
       детьми: они именно дети  по  нетронутой,  непроясненной  мыслью
       непосредственности своей    натуры.   ...Отживший   старик,   в
       отдельных же случаях - дитя."

                 *

                 "Я похож  на  Люнебуpгскую  свинью.  Мышление  -  моя
       стpасть. Я  отлично  умею  искать  тpюфели  для дpугих,  сам не
       получая от того не  малейшего  удовольствия.  Я  подымаю  носом
       вопpосы и  пpоблемы,  но  все,  что я могу сделать с ними - это
       пеpебpосить чеpез голову."
                 Спасибо. Къиркегор  не  давал  полезные  рецепты,  он
       ставил лишь  диагноз  - себе:  "Если переход от бессознательной
       непосредственности  к   сознательному   просветлению   чересчур
       замедляется  - начинается меланхолия.  Что ни делай после того,
       как не старайся забыться,  работай,  развлекайся...  меланхолия
       остается."
                 Меланхолия уничтожается лишь знанием о  причинах  ее.
       Но меланхолик как правило не знает причин своего недуга. А если
       и знает, - то: "предпочитает, чтоб его все считали развратником
       и  негодяем,  чем  чтобы они узнали его тайну." Боится потерять
       свой страх - свою спасительную гавань?
                 "Истерия духа."
                 А чем же еще являются все эти сочинения, где - вопит,
       выкореживаясь из понятий и формул,  из любви и  ненависти  -  в
       бесконечном  пространстве  между  пустотой  и  осознанием  этой
       пустоты, - больной несчастный Серен Къиркегор?
                 Теряя разум,  заборматывая  жизнь,  заговаривая боль,
       камлая над самим собой,  обвиняя  и  оправдывая  себя,  пытаясь
       снова  и  снова,  снова  и  снова пытаясь что-то еще объяснить,
       доказать, пытаясь снова и снова, и снова...
                 "Если б у меня была вера..."

                 "Он отрекся  от  веры,  чтобы  обрести  знание...  Но
       знание оказалось даром, подобным тому, которое выпросил у богов
       Мидас: все обращалось в золото, но все умирало или превращалось
       в  прекрасный  призрак,  в  тень,  в  подобие  реальности,  как
       обратилась для него в тень или призрак Регина Ольсен."
                 Так писал о нем Л.Шестов.
                 Да. Мидас.
                 Тени, призраки... карусель.
                 Бесконечный разговор с Региной.
                 Тоскливый и умный.

                 "Люди тают" - остается пустота.  Но природа не терпит
       пустоты, пустота - заполняется страхом.  Страх очищает.  Ирония
       добавляет  в  страх  то  восхитительное  чувство сомнения,  без
       которого любовь - невозможна.
                 "Я только что пришел из общества,  душою  которого  я
       был... А я... я погибал и хотел застрелиться."
                 Но -  не  застрелится,  он  слаб.  То,  что у Вертера
       снаружи, у Йоханнеса - внутри.  Боль,  тоска,  страх,  зависть.
       Кавалеровщина...

                 " - Вы прошумели мимо меня,  как ветвь, полная цветов
       и листьев."
                 Вот фраза - вполне из арсенала нашего "обольстителя".
       Комично,  не  так  ли?  она звучит в устах Кавалерова,  циника,
       пошляка и - безумно влюбленного в тень,  в призрак,  в  тень...
       Регины Ольсен.
                 Но нельзя близко подходить к тени.
                 Когда пропадает   дистанция   -  пропадает  ирония  -
       пропадает уважение. Тогда - должна начаться любовь, но... чуда,
       как правило, не происходит.
                 "Но теперь все кончено,  я не желаю более видеть  ее.
       Раз девушка  отдалась  - она потеряла всю свою силу,  она всего
       лишилась. ...Лишь пока  существует  сопротивление  и  прекрасно
       любить."


                 *

                 /ноябрь 1996г., продолжение/

                 Когда прочитал "Дневник  обольстителя"  Къиркегора  -
       усмехнулся: да, все так, иногда проще, иногда - сложнее, но как
       говорится: мне нравится ход ваших мыслей. По моим настоятельным
       рекомендациям прочла "Дневник" и кукла.  Вероятно, ее несколько
       взволновал  этот  текст.  Однажды,  едва  я  затеял  разговор о
       Къиркегоре и его Йоханнесе,  она (и  что  ее  так  растрогало?)
       обиженно пробормотала:
                 - Все только про себя, все про себя да про себя.
                 - Почему же?  Для нее: "...я влюблен в самого себя?..
       Потому что я люблю тебя,  люблю все, принадлежащее тебе, люблю,
       между прочим, и себя: мое "я" принадлежит тебе." Ну как?
                 - Позерство.
                 - Но ведь он вправду жил для нее,  она еще об этом не
       знала, а он - уже жил...
                 - А потом бросил...
                 - Что  такое  "бросил"?  -  что  она  вещь,  чтоб  ее
       бросать?   Гордая,   независимая,   влюбленная.   Да    -    он
       воспользовался ее   независимостью,  но  он  лишь  дал  имя  ее
       свободе,  свое имя.  Он заставил мир вертеться вокруг  нее,  он
       построил для нее потрясающие декорации, где блистательно сыграл
       свой спектакль,  - о чем ей жалеть,  о том,  что  спектакль  не
       может продолжаться вечно?
                 - Испортил девушку... кто ее возьмет после этого... в
       Копенгагене? соблазнил и бросил!
                 - А плата?
                 - Плата?!
                 - Он  же  платил своим рассудком,  своим мастерством,
       своим, извини  уж,  воздержанием  -  когда  готовился   к   той
       единственной встрече с ней,  когда...  ну, говоря твоим языком,
       расставлял сети.  Он,  талантливый садовник, взращивал цветок -
       сколько  сил  ушло  на  это!  Но  вот цветок сорван - и подарен
       прекраснейшей...
                 - После чего благополучно завял...
                 - Кто?  (ха-ха-ха!) Сорванный цветок должен завянуть!
       А  ты бы предпочла,  чтобы все старания Йоханнеса пошли прахом?
       Чтобы его цветок умер, так и не познав...
                 - Секса?
                 - Света... ну, (тут я, будучи ханжой, слегка замялся)
       - наслаждения, греха, грехопадения...
                 - Но это жестоко!
                 - Вероятно,  но человек,  относящийся жестоко к себе,
       автоматически начинает  относится жестоко и к другим,  человек,
       которой готов к тому,  чтобы от него требовали  всего, -  всего
       требует и от других.
                 - Очень удобное и пустое слово "всего".
                 - Каждый наполняет это слово своим содержанием.
                 - Ну и что? опять - пустота, ведь "все" кончается.
                 - Но,  поверь  мне,  они  провели  потрясающую  ночь,
       поверь, ей не было плохо,  потому что -  мы  знаем  ее  письма:
       "...как я  буду  любить  тебя,  боготворить!..  я все еще люблю
       тебя...", ну,  там и так далее;  такие слова, согласись, просто
       так не говорятся.
                 - Погоди, но вот же здесь написано: "...нельзя ли так
       поэтически  выбраться  из сердца девушки,  чтобы оставить в ней
       горделивую уверенность в том,  что,  в сущности, это ей надоели
       отношения?"
                 - Ты  только что выдала ему индульгенцию,  получается
       так, что он дал ей гораздо больше, чем она ему...
                 - Это  софистика,  кажется  так,  да?  к  тому  же  -
       пошлятина... Тебе так не терпится его оправдать?
                 - Оправдать,  зачем? знаешь, я в прошлом году написал
       работку "Апология  Тартюфа",  там  -  я   пытался   "оправдать"
       Тартюфа, но  после всей этой своей писанины - понял - Тартюф не
       нуждается в оправдании, "он сам - оправданье"; и здесь, нет, не
       оправданье, но уже по другой причине  -  самая  страшная  шутка
       Къиркегора заключается в том, что - Йоханнес в высшей степени -
       нормален,  нормален снаружи,  для  тех  кто  хочет  видеть  его
       простым  бабником,  нормален  до тех пор,  пока они не заглянут
       внутрь и - ужаснутся, с другой же стороны - сперва ужаснувшимся
       он  показывает:  сукин  кот,  этот  Йоханнес  "Я  чувствую себя
       сильным,  светлым,  всеобъемлющим,  как божество!" Наверно,  им
       правду было хорошо вместе, а?
                 - (Пожимает плечами.)
                 - Вот лучше посмотри, еще цитата...
                 - Погоди,  я тут  придумала.  Йоханнес  говорил,  что
       замужние женщины  ему не интересны,  так?  Ведь замужняя уже не
       может играть столь искренне,  столь невинно,  - ее  уже  нечему
       учить!
                 - Да,   эти   замужние   -   они  не  поверят  в  его
       искренность...
                 - Искренность?  скажи  лучше  -  не  дадут  так  себя
       охмурить!  С ними как раз и проще, они уже знают, куда их ведет
       твой обольститель.
                 - Ведет,  не  ведет.  Что  за эгоизм.  А куда он себя
       ведет? Посмотри, он же - альтруист, он отдает всего себя...
                 - Скорее, навязывает, да и ты...
                 - Допустим,  я подарю тебе фотоаппарат,  а ты станешь
       им забивать гвозди, кто посмеет меня осудить, если я укорю тебя
       за это?  или - "довольна старушка,  а пудель не  рад  и  просит
       подарки отправить назад"?
                 - Однажды ты читал мне одну странную историю  о  том,
       как Брюсов подарил Наде Львовой свой пистолет.
                 - И правильно сделал.
                 - Ах вот как?!
                 - Конечно,  из  этого  пистолета  в  него  и в Андрея
       Белого стреляла "бедная Нина",  их Рената,  а Надя должна  была
       стать новой Ренатой.
                 - Должна. Как просто!
                 - Конечно,  - все желания должны исполняться;  и есть
       люди - как Орины - из "Бесконечной Книги" Энде - они  исполняют
       все  желания,  отбирая  тем временем у человека,  носящего этот
       Орин воспоминания,  увы,  такой  смешной  мир  -  за  все  надо
       платить: закон сохранения энергии.
                 - Она просто хотела быть любимой...
                 - Он сделал ее бесценной.
                 - В каком смысле?
                 - В обоих!
                 - Ты вообще это к чему?
                 - Погоди, я что-то еще хотел сказать... А, ну да, как
       я уже   говорил,  Йоханнес  любит  отдавать,  он  не  может  не
       отдавать, это уже какое-то патологическое состояние альтруизма,
       когда -  стремишься  во что бы то ни стало с кем-то поделиться,
       кому-то проболтаться,  проговориться,  помнишь?  -  "мне  нужно
       чуткое ухо".
                 - Но для себя, любимого.
                 - Человек в одиночку не может быть счастлив...
                 - Одноразовая любовь...
                 - Он настолько заполнил ее своими иллюзиями,  что для
       него самого  там,  в  ней,  места-то и не осталось,  теперь она
       должна либо выплеснуть чай из пиалы,  чтобы мог налиться новый,
       либо...
                 - Писать ему унизительные письма?
                 - А  ты  заметила?  она сильно изменилась,  она стала
       такой же,  как, может быть, и те, кого он бросал, бросал потому
       что они   менялись,  они  изменяли  ему;  помнишь  субретку  из
       "Капитана Фракасса"?  - "любя меня как  женщину,  он  жалел  об
       актрисе..."
                 - Но Корделия не была актрисой! она просто любила.
                 - Человека которого нельзя было "просто любить",  она
       была хорошей ученицей, но не стала учителем.
                 - "Какие яйца? какие китайцы?!" при чем здесь это? Ты
       выгораживаешь  этого  похотливого  мизантропа из компании твоих
       любимых танцоров "Края Времен"  -  еще  бы!  как  он  похож  на
       Джерека Карнелиана!
                 - Да, похож! Там - умели жить!..
                 - Глупо, искусственно!
                 - А ты думаешь, в этом дерьме...

                 "...И только  голос  Лотты,  кричавшей   мне:   "Пора
       домой!" - отрезвил меня.  И как же она бранила меня за дорогой:
       "Нельзя все принимать так близко к сердцу!  Это просто пагубно!
       Надо поберечь╨2 ╨0себя"..." Ну, и т.п.
                 Найти в  себе  силы,  чтобы  не-помочь,  не-исправить
       ошибку, не переделывать, не прощать, но и - не осуждать.
                 ...Но я разволновался. Кукла умнела. Чтение переписки
       Серебряного века, а также трудов Свифта, Къиркегора и Андерсена
       - пошло ей на пользу.
                 Что она чувствовала, когда узнавала о чужих чувствах?
       Ее оскоpбила их недоступность?  Ее обидело  ощущение  "красивой
       пустоты",   находящейся   внутри   нее?  Она  стала  завидовать
       "нормальным людям"?

                 Ты помнишь мы были, но были вчера,
                 И словно судьбой нам казалась игра
                 В банальные сказки косматых поэтов
                 Ах, если б не мы - они канули в лету...
                 Игрушечный морок - как будто пустяк.
                 Ты спросишь: мы куклы? Прости, это так.

                 Писатели пишут высокие книги,
                 О том, как случаются ложь и интриги:
                 Насилуют, грабят, громят, убивают -
                 Живут ведь как люди и горя не знают...
                 Но ты вот попробуй, пойди, поживи
                 В том мире, где можно - без грез и любви.

                 Среда обитанья, как храм, безупречна -
                 Дает нам возможность жить чуточку вечно.
                 Безмерная похоть, бессмеpтная стаpость -
                 Столь много в малом - вот все, что осталось.
                 Но полно, pодная, бездарных идей, -
                 У кукол, увы, не бывает детей!

                 Так было иль не было? Помнишь? Забудь.
                 Смотри, улыбаясь, на пройденный путь -
                 От стенки до стенки, от шкафа к трельяжу, -
                 Тогда я в окошке луну видел даже...
                 Там были дома и сияли огни...
                 Проснись, мне примстилось, что мы не одни!..

                     ансамбль "Навь" "Баллада о пастушке и трубочисте"


                 *

                 "Есть необъяснимая тоска во всем,  когда видишь этого
       гения  дружелюбно  склонившимся  над  умирающим и гасящим своим
       поцелуем последнее дыхание последней искры жизни, между тем как
       все,  что было пережито,  уже исчезает одно за другим, а смерть
       остаются здесь как тайна,  которая,  будучи сама  необъяснимой,
       объясняет все;  она объяснит, что вся жизнь была игрой, которая
       кончается тем,  что все - великие и ничтожные - уходят  отсюда,
       как школьники по домам,  исчезают, как искры от горящей бумаги,
       последней же,  подобно строгому учителю,  уходит сама  душа.  И
       потому   во   всем  этом  заложена  также  немота  уничтожения,
       поскольку  все  было  лишь  детской  игрой,   и   теперь   игра
       закончилась."
                 Но "2-го октября 1855 года он упал - от истощения сил
       - на улице,  его перенесли в  госпиталь,  где  он  и  скончался
       спустя несколько недель..."
                 "Она обнимает... облако..."

                 Так зачем  же  мне  понадобился Къиркегор?  Объяснить
       себя?  В чем-то обвинить?  Доказать что-либо и себе,  и,  может
       быть... кому? Попытаться  повторить эксперимент М.Зощенко?
                 Зачем?
                 Вновь спрашиваю себя: к чему все эти цитаты, аллюзии,
       реминисценции? Но...  что  я  могу  поделать - так хочется быть
       честным. Может быть,  эти  цитаты  -  почти  единственное,  что
       связывает меня с реальностью. Надеюсь...

                 ...Опять октябрь.  Может, он вспомнил что? Или - нет?
       О  том,  что  ей  было  тогда   семнадцать?   Там   -   уже   в
       трансцендентном  -  помолвка  опять  расторгается.  И  Йоханнес
       опровергает сам себя.  Иов улыбается:  он понял.  "Моя жизнь  -
       вечная ночь...  Умирая,  я мог бы воскликнуть,  как Ахиллес: ты
       завершилась, ночная стража моего бытия!"
                                                 Копенгаген.  Октябрь.
       "Компостеров, гад, притворяшка, вставай..."
                                                 "...Только что пришел
       из общества,  душою которого я  был...  А  я  погибал  и  хотел
       застрелиться."
                     "Впервые за  всю   свою   долгую   жизнь   Джерек
       Карнелиан,  чье тело всегда могло быть модифицировано, чтобы не
       нуждаться во сне,  познал муки бессонницы. Он хотел одного лишь
       забвения, но оно не приходило."
                                       "...Все обращалось в  золото...
       в прекрасный призрак, в тень..."
                                       "Взывай. Господь   не   боится.
       Говори, повышай голос, вопи. Ответ Бога, если он даже разбивает
       человека вдребезги..."
                              "...Валя,  я   ждал   вас   всю   жизнь,
       пожалейте меня."
                        "Где путь к жилищу света и где место тьмы? Ты,
       конечно,  доходил до границ ее и знаешь стези к дому ее... Есть
       ли  у  дождя отец?  или кто рождает капли росы?..  Можешь ли ты
       веревкою привязать единорога к борозде, и станет ли он боронить
       за тобою поле?"
                        "...Любили  друг   друга    наши     двойники,
       встречающиеся  друг  с  другом  где-то там,  вне пространства и
       времени... Значит, мы полюбим друг друга, когда встретимся там,
       за смертью..."
                      "Это вовсе не отчаяние,  это уверенность,  что я
       выстрадал  свое  и  жертвую  собой ради тебя...  Я был спокоен,
       когда начал писать,  а теперь все так живо встает передо мной и
       я плачу, точно дитя..."
                               "Можно ли  вести  речь   об   этике   с
       кафедры,  может  ли кафедра создать такую обстановку?  Я сильно
       сомневаюсь.  У  этики  вообще  нет   своего   предмета,   этику
       невозможно   "преподавать".  Познать  этическую  истину,  можно
       только одним  путем  -  экзистенциально  повторяя,  воссоздавая
       познаваемое в своей лично экзистенции.  В самом деле,  возможно
       ли таковое воссоздание на докладе,  где говорящий  и  слушающие
       экзистенциально  отсутствуют?  Разве что на лекциях по физике -
       там действительно проводятся "настоящие"  эксперименты.  Я,  со
       своей  стороны,  повторяюсь  в  своем  творчестве представить и
       воссоздать все то,  о чем я веду речь, но как бы на театральной
       сцене,  позволяя  себе даже иногда вывести на эту сцену и тебя,
       мой читатель..."
                        "At last, Tubular Bells!.."




Реклама

Реклама в Интернет
<<< Глава 4Дом КолдуньиГлава 6 >>>