<<< Глава 16Дом КолдуньиГлава 18 >>>
Реклама

Реклама в Интернет

"Кое-что из дневниковых записок Р. Шебалина, ангела"

 


                 Глава 17.
                 "Звезда и Смерть воды в ступе."



                 /март 1998г./

                 Я смотрю на часы. Я пишу прозу. Что такое "проза"?
                 Вода, поток. Бессвязно мутное движение. Так?
                 Нет.
                 Каждая капелька,  каждая  волна  -  имеет свое четкое
       направление, свое и только свое место в потоке.
                 И Работа  ведется  в бесконечном неуловимом движении.
       Точный подсчет бессознательного, - математика, не более того.
                 Проза - статистика с комментариями. Не более того.

                 Далеко-далеко, смерть расскажет тебе мои сны.
                 Вот уже, видишь: мир закругляется в ноль. Ноль тикает
       часами. Мое аккуратное сердце ведет скромный отсчет твоим серым
       дням.
                 Ведь я подарил тебе серое.

                 Ноль еще пульсирует - ему снятся тревожные сны.
                 Я вдруг просыпаюсь: андрогин? ангел?
                 Шут-истребитель?..
                 Постой, ноль, нет,  не торопись,  -  моя  ладонь:  его
       беспокойный пульс.
                 Не бойся, ноль, скоро не будет уже ни тебя, ни меня.
                 Ноль булькает кровавым овалом рта.
                 Не бойся,  ноль,  там,  в земле, не будет ни глаз, ни
       губ.
                 Ноль растягивается в улыбке. Замирает.
                 Ты испугалось, мое аккуратное сердце?
                 Не бойся, ноль, не любит никто.

                 В серой воде малыш, сгусток огня, чуть... дрожит...
                 Не бойся,  глупый мой огненный сын, оно... никогда не
       вернется.
                 Спи, мой  маленький  смешной  ноль,   я   спою   тебе
       колыбельную о том, как мы должны умереть.

                 Небо.
                 Над нами стремительно летит упругое небо.
                 Я с ужасом жду.
                 Так, тобою,  ребенком еще,  я подходил к праздничному
       столу и тянул скатерть.  На пол падали чашки,  ложки,  выпивка,
       закуска...  Порой успевали подхватить.
                 И теперь  я  с  ужасом  жду,  когда  оно  кончится  -
       просыплются наземь звезды,  планеты, галактики, ангелы, боги...
       Край   неба   мелькнет   лоскутом   -  там;  мы  не  увидим,  -
       погребенные -   звездами,  планетами,  галактиками,   ангелами,
       богами... не увидим уже ничего.

                         Сны городов, сны домов, дворов,
                         Засыпанных снегом улиц, сны пустых аллей...
                         И кажется, что застыл и схвачен
                         Мотив щемящий убегающих дней.
                         И не понять, не суметь ухватить
                         Звонкой птицей крик летящий в ночи -
                         Я не знаю, как тепло ушедшее найти!
                                     Вл.Леви "Мотив убегающих дней".


                 *

                 На днях перечитывал С.Къиркегора.
                 "В момент  зачатия  дух  пребывает  дальше  всего,  и
       потому страх  тут всего сильнее.  В этом страхе возникает новый
       индивид. В момент рождения страх во второй раз достигает  своей
       вершины в  женщине,  и  в  это  мгновение индивид появляется на
       свет."
                 Нетрудно догадаться,  что  эта  простая  формулировка
       лежит в основе концепции "разумного мазохизма".  И в самом деле
       - рождаясь в страхе, человек испытывает определенные страдания,
       которые,  переживая после,  пытается оправдать ли, осознать ли,
       повторить ли - не важно,  главное - возвращается к тем  далеким
       детским ощущениям снова и снова. И все подобные ощущения - лишь
       производные  того  первого  страха  (или  -  тех   страхов,   -
       материнского и детского).  Не просто индивидуального страха,  а
       страха - незримо для иных, - но навеки связанного с тем далеким
       - исходным страхом.  Страхом некой мифической Евы. Каждое новое
       дитя,  появляющееся на свет в боли и  страдании,  возвращает  к
       переживанию "первородного греха".
                 Но люди - не "боги"; человек призван приходить в этот
       мир  в страхе и страдании,  почему же тогда он так боится своих
       страха и страдания?  Отречение от  них,  борьба  с  ними  -  не
       является ли отречением от их "бога", от его "благодати"?
                 "Отречение" от страха.  Да-да, именно - в кавычках, -
       потому что нельзя от страха отречься,  можно лишь  отмахнуться,
       сказав:  дана мне сила.  Но сила дана - жить со страхом, любить
       его. Разве можно отречься от грехопадения? Разве можно отречься
       от   наказания?  От  прародителей,  от  их  детей,  от  истории
       человечества, где - для несчастных людей одно лишь  спасение  -
       "милость божия"?!
                 Такова концепция разумного мазохизма.
                 Неприятное слово  -  "мазохизм"?  Другого,   впрочем,
       термина,   точнее   передающего   суть   получения  наслаждения
       посредством страданий,  не придумано.  Думаю так: коль уж скоро
       человек не может не страдать - любить собственные страдания ему
       приходится,  так сказать,  по умолчанию;  приходится -  изучать
       природу страха.
                 Выбор конечно небольшой,  но:  "кто вам  сказал,  что
       будет легко?"
                 Им не  должно  быть  легко.  Они такие гордые,  такие
       самонадеянные. Пусть их развлекает страдание.
                 Они так любят друг друга.

                 Лучше же всех о любви писал опять же С.Къиркегор.
                 "...То, что женщина чувствительнее мужчины, тотчас же
       видно по ее телесному сложению.  ...С  этической  точки  зрения
       женщина  достигает  вершины  в продолжении рода...  Конечно же,
       влечение мужчины,  со своей стороны,  направлено к ней,  однако
       его жизнь не достигает своей вершины в этом влечении, разве что
       эта  бесполезна или погублена...  Греховность вошла с мир через
       Адамов грех,  а сексуальность стала для него при этом  означать
       греховность... В нашем мире много обсуждают проблему наивности.
       Между тем только невинность наивна,  но  она  также  отличается
       неведением.  Как  только  сексуальность осознается,  говорить о
       наивности становиться бездумностью,  аффектацией, порой же, что
       еще   хуже,   тайным   наслаждением...  Только  животное  может
       оставаться наивным в сексуальных отношениях..."

                 Уважение к человеку? Еще бы!
                 Уважение к нормальному несчастному и  нечистоплотному
       человеку. Полное принятие его страшной греховной сущности,  и -
       отрицание этой сущности:  "только грех делает  чувствительность
       греховностью".

                 А так,  - человек чист.  Он,  тварь божия,  лишь  был
       испорчен, и то,  что должно было стать его счастьем - стало его
       проклятием.  Вера способна очистить?  Пусть так.  Кто, впрочем,
       может сие  доказать  -  ужели "созерцатели собственных пупков"?
       Те, кто отмахнулись от мирских проблем, осознав свое "нездешнее
       величие"?
                 "Благодать"? Не  знаю.  Но  количество грязи с годами
       увеличивается.
                 Потому что добро всегда побеждает зло!

                 Ну их! Скучно.
                 Не знаю.  Да и знать,  пожалуй,  не  хочу.  Какая,  в
       сущности, мразница?  Так,  болтовня и пустяки разные. Как там у
       Д.Боуи?
                       Ashes to ashes, funk to funky
                       We know Major Tom's a junkie
                       Strung out in heaven's high
                       Hitting an all-time low
                       ...
                       My mother said to get things done
                       You'd better not mess with Major Tom


                 Порою мне начинало казаться, что я узнал о людях все.
       Наблюдая за ними, я вчитывался в них, точно в тексты.
                 Но они не сохраняют себя.  Они  играют  в  "грехи"  и
       "покаяния".    Они    зачем-то   думают,   что   если   чуточку
       помедитировать над мертвецом -  он  оживет  да  еще  и  скажет:
       "спасибо".
                 Их чудовищная,  жестокая наивность меня ужасает.  Они
       слушают  в  пол-уха,  они  думают  в  пол-разума,  они  любят в
       пол-сердца.  Я не встречал  еще  ни  одного  человека,  целиком
       заполненного    каким-то    единственным   чувством.   Что   ж,
       "единственное" - не для них. Что для них?
                 Азарт, грехи,   страхи   и   прочие    "серьезности".
       Соски-пустышки в  виде  "общепонятного  культурного  наследия".
       Ничего больше.
                 Итак: разные глупости...


                 *

                 ...Ангел заходит в метро.  Эскалатор плавно несет его
       в людской  поток  вниз,  на  станцию  "Спортивная".  Он  словно
       проходит последнюю стихию. Он размышляет.
                 Нет, ему кажется,  что он размышляет.  Мысли  катятся
       куда-то сами,  словно камни с высокой  горы.  Пусть.  Какая,  в
       сущности, разница, о чем думать.
                 "Мне все равно, им - и подавно."

                 Как объяснить то, что объяснить нельзя? Как объяснить
       им - себе - свою любовь?  Подобрать эпитеты,  охарактеризовать,
       проанализировать - как?  И главное - ответить на вопрос: почему
       я именно это называю, нет, называл, - любовью?
                 Мне надо  было доскональнее изучать работу механизма.
       Он сложнее, чем кажется на первый взгляд.
                 Я собирал себя.
                 Библейский бог из ребра Адама сделал Еву.
                 А то,   что   они  назовут  после  любовью  -  сборка
       удивительной   нежности,   тонкие,   с   наглой   тщательностью
       подогнанные  друг  для  друга  - конструкции,  словно и не было
       точно вычисленных цифр в них,  а лишь только -  легкое  ажурное
       цветение. То, что они назовут после - любовью...
                 После смерти,  после чудовищных разлук  и  еще  более
       чудовищных встреч.  Я  помню:  тело  пыталось улыбнуться...  не
       надо!
                 Оно было больше того, чем оно было.

                 От меня отвинчивались части.  Я танцевал. Я как часы.
       Я размахивал руками и рожицы корчил цифрами.  Меня  бросали  из
       окон и сдавали в ломбард - я балансировал на проволоке,  с меня
       ссыпались цифры,  из меня выпрыгивали  шестеренки...  Я  тикал,
       словно во мне насекомые переговаривались: тики-таки-так...
                 Я обязательно должен был узнать принципы работы этого
       механизма, узнать или - погибнуть.

                 ...Но жизнь  не  складывалась  из плоских абстракций.
       Формулы стремились овеществиться,  цифры - обрести  бессмертную
       душу;  с таким трудом собранные схемы рассыпались в моих руках.
       Они все хотели жить! Почему?
                 Человек на  моем  месте  сошел бы с ума,  я - не могу
       себе этого позволить,  кроме того,  - механика сумасшествия мне
       не известна до сих пор,  я боюсь странных людей,  я не хотел бы
       стать таким.

                 Можно бы  было придумать,  что и убийство,  и все мои
       личные  страдания,  раздумья,  связанные  с  ним   -   сплошная
       фантастика, - порой и меня посещали подобные мысли. Что ж, я до
       сих пор боюсь приходить туда,  где похоронили тело.  Иногда так
       страшно  внезапно  осознать,  что  нелепый  бредовый сон был на
       самом  деле  реальностью  -  обыкновенной  нелепой  и  бредовой
       реальностью!
                 Неужели я совершил ошибку?
                 Возможно ли такое?
                 Но к чему думать об этом,  - разве тело  имело  право
       жить?  Нет,  не имело.  Разве я не совершил то,  что должен был
       совершить  нормальный  человек?  Да,  я   совершил   нормальный
       человеческий поступок.  Оно  хотело  меня победить,  оно хотело
       убить меня.  Оно повзрослело,  а - я? Значит, оно предало меня.
       Ведь у меня не было ничего,  кроме нашей любви. Оно изменилось,
       оно изменило мне и поэтому я и убил его. Ведь оно было в ответе
       за нашу любовь!
                 Я совершил нормальный человеческий поступок.

                 Стыд или  чувство вины?  Нет.  Возможно,  - зависть и
       страх.  Я  завидовал  тем,  кто  смог  прожить   без   подобной
       "алхимической  Работы",  и  я  боялся  результата этой Работы -
       результат оказался от меня сокрыт. Или я что-то не так понял?

                      - Напрасно  ты идешь со мной.  Тебе будет больно
              на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это
              неправда...
                      И он сел на песок, потому что ему стало страшно.
                      Потом он сказал:
                      - Знаешь... Моя роза... Я за нее в ответе. А она
              такая слабая!  И такая простодушная. У нее только и есть
              что четыре жалких шипа,  больше ей нечем  защищаться  от
              мира...
                         А.де Сент-Экзюпери "Маленький принц".


                 *

                 Недавно, еще в конце февраля,  когда  мне  уже  стало
       казаться,  что  Работа  осталась навсегда там,  в безвозвратном
       прошлом,  о ней напомнили мне  телефонным  звонком  из  110-ого
       отделения милиции, - я был вызван для дачи показаний по делу об
       убийстве тела, к следователю.
                 Я подготовился.  Мысленно  нарисовал зловещий портрет
       потенциального врага, которым был обязан стать этот самый, пока
       еще   неизвестный   мне,   но  уже  внушивший  некоторый  ужас,
       следователь.
                 Но настоящий  ужас   я   испытал,   когда   вошел   в
       милицейскую комнатку   номер   24,   на   втором  этаже;  ужас:
       следователем оказался скучного  вида  усталый  служака,  чем-то
       напомнивший мне даже актера Мягкова (фильмы "Служебный  роман",
       "Ирония судьбы..."). В очках, в штатском. Он улыбался и задавал
       настолько глупые и беспомощные вопросы,  что  порой  мне  опять
       хотелось  кричать:  я!  это  я  убил!  Я  чувствовал  себя то -
       Раскольниковым,  (еще шаг - и вот она, инициация - тюрьма, суд,
       ссылка)  то - Аблеуховым,  (о,  великая и непостижимая мозговая
       игра). Но - нет.

                 - Я любил.
                 - Так.  А как Вы думаете,  кому могло понадобиться ее
       убить?
                 - Ее?  Не знаю...  может быть,  случайно? Они недавно
       купили новый компьютер. А как убили?
                 - Застрелили. Зачем Вам знать?
                 - А вдруг можно спасти? Тело сейчас в больнице?
                 - Так.  Вот Вам (он посмотрел в бумаги) двадцать семь
       лет, неужели Вы не понимаете...
                 Далее он понес какую-то воспитательную околесицу,  из
       которой,  я  впрочем,  все-таки  смог выяснить,  что тело нашли
       несколько месяцев назад у подъезда его же дома,  что убили  его
       нестандартной пулей из неизвестного пистолета,  что пуля, войдя
       в глаз,  прошила насквозь череп,  но что, вероятно, преступник,
       скорее всего не профессионал,  однако, сделал правильную ставку
       на  оглушительный  грохот  работающего  рядом  парового  копра,
       поэтому  выстрела  никто  не слышал...  Воспитание же свелось к
       тому,  что "в двадцать семь лет пора бы уже знать, если выстрел
       в  глаз  в  двух  шагов..." ну,  и прочее,  прочее,  прочее,  -
       подробности были известны мне более чем.
                 Я понимал, что следователь в конце концов догадается:
       убийца был близким знакомым тела. Догадался ли? Я до сих пор не
       знаю этого.
                 - ...И  ваши личные отношения Вы будете решать потом,
       возьмите себя в руки.  Я понимаю  Вас,  у  меня  двадцатилетняя
       дочь, у нее, знаете ли, тоже, любовь, там...
                 Что он несет?  Они  что  спятили  все?!  Убито  тело,
       умное, доброе,  красивое, я любил его, а они... Что они делают?
       Зачем?
                 - ...Она тоже читала Толкина и ходила даже туда,  как
       его?
                 - Нескучный сад.
                 Что он  опять  несет?  Причем  тут его дочь?  Или это
       такой особый метод?  Или  он  придумал  эту  свою  дочь,  чтобы
       разговорить меня? Тогда мне надо быть начеку. Он пока лишь брал
       разбег.  Сейчас он начнет атаку, вдарит, и я признаюсь во всем.
       Он профессионал. Уважаю. Что ж, вперед.
                 - ...А Вы часто бывали в Нескучном саду?
                 - Да, там я и нашел свою любовь.
                 - Так. А кто вас познакомил?
                 Так мы  поговорили   еще   минут   сорок   о   чем-то
       малосущественном. Что-то он фиксировал в своих бумагах,  что-то
       - нет.  Потом  он  попросил  меня  расписаться  на   листах   с
       показаниями, подписал мне пропуск и сказал, что позвонит после.
       На том мы расстались. Жаль.

                 *

                 Я соскучился по "Александрине".  По летящей  ритмике,
       по  игре тонкой кружевной вязи,  - вероятно,  "Вивисекция" была
       ошибкой.  Только теперь я это понимаю,  - "Вивисекция"  -  лишь
       желание сбежать от себя, не более того. Но от себя не сбежишь -
       все равно: я одинаковый везде.
                 Соскучился по тому  единственному,  что  -  люблю.  В
       последнее  время  я частенько валял дурака.  То делал вид,  что
       меня интересуют проблемы политики  и  даже  -  геополитики,  то
       корчил   из   себя   мистически   озабоченного   патриота,   то
       интеллектуала-пофигиста. Делал вид, что ненавижу православие, а
       на  самом  деле  -  мне плевать на него,  как и на любую другую
       религию.  Морочил  людям  головы   какими-то   педерастическими
       теориями. Рассуждал о философии, о национальных вопросах. Может
       быть - потому что почти не встречал людей,  интересы которых  в
       искусстве ли, в политике ли - были схожи с моими.
                 А я  и  по  сей  день  считаю  Г.-Х.Андерсена  лучшим
       зарубежным писателем.  Его  сказки  дали  мне  больше,  чем все
       Фолкнеры-Мопассаны-Гете вместе взятые.
                 И "Котик Летаев" Андрея Белого и по сей день для меня
       является эталоном прозы ХХ-ого века.
                 Мне никогда  не нравился ни Достоевский,  ни Горький,
       ни Цветаева,  ни Бунин, ни Ахматова, ни Пастернак, ни Булгаков,
       ни Набоков,  ни  Бродский.  Солженицына  и  Лимонова  я  вообще
       писателями не считаю.
                 Но мои вкусы просты.
                 Я люблю тихую и мягкую красоту.

                 Как музыка "Би Джиз".  Пресная,  постная,  серая.  Но
       прежде  всего  -  нежная,  не-грубая.  Я  могу простить кому-то
       отсутствие изысканности,  но - присутствие грубости я не прощаю
       никогда. Грубое  для  меня  как  бы не существует.  Срабатывает
       "пожарный щит".  Я могу обидеться на грубость,  если вовремя не
       успею закрыться.
                 Обиженный, я забываю об этике.
                 Впрочем, с грубостью лучше вообще не связываться. Мое
       сердце глухо  к  некрасивому и неказистому.  Я не люблю зверей.
       Они страшные.  Меня бесят шумные  массовые  игры,  коллективные
       развлечения. На бары и казино я готов сбрасывать бомбы.
                 Более чем полгода назад я отказался от мяса. "Слишком
       человеческое" во мне раздражает меня. Зачем мне то, чего в моем
       теле и так в избытке?
                 Я слушаю простую музыку и ем простую пищу. И меня это
       вполне устраивает.
                 Итак, с прошлого года я - вегетарианец. Тут дело даже
       не в  мясе,  нет.  Надеюсь,  мне  не нужно и другое мясо - мясо
       страстей, желаний,  - ни человеческое,  ни звериное, - пошлое и
       грубое мясо.
                 Так жив ли я?  А какая, в сущности, разница? Может, я
       не жил и вовсе.  Я придумывал себе сказки.  Это -  единственное
       серьезное  занятие,  которому  пока  еще я отдаю всего себя.  Я
       строл воздушные замки.  Горжусь я этим  или  не  горжусь  -  не
       вопрос. Разницы опять же нет.
                 Неудачник.

                 Книга, где была напечатана "Александрина",  коробками
       лежит у  меня  под  кроватью.  Какие еще глупости убедят меня в
       том, что действительно уже пора - сворачивать все это шапито?
                 ...Жить иногда скучно, иногда страшно. Я боюсь только
       физической боли,  потому что организм - это  все,  что  у  меня
       есть. Прочее - пустяки, выдумки, фантазии. Милые, но совершенно
       нелепые.  Нации,  религии, формы искусства, проза, поэзия - где
       имена их? Так, нечто мерцающее, нечто неясное. Тьфу.
                 Так мерцают в ночи звезды.
                 Жаль.

                 ...Очень соскучился  по "Александрине".  По тончайшей
       игре,  по элегантным  узорам  мыслей  и  чувств.  По  игре,  по
       настоящей,    живой,   увлекательной   Игре.   По   тому,   чем
       действительно когда-то жил,  и - может быть - живу до сих  пор.
       Не знаю.  Где она?  Умерла. Она, как и многие другие, - предала
       меня.

                        Мой Святой отец, мне уже конец,
                        Моя вечность умpет на огне.
                        Я уже лечу, я тебе кpичу,
                        Как я был на войне...
                        В те суpовые дни нам уснуть не давал
                        Тpижды pусский восточный фpонт.
                        Видел ты, знаешь сам, в своих помыслах чист,
                        Я ушел защищать фатеpлянд.
                        От моpоза pвалась моя кожа по швам,
                        И могилой казался окоп.
                        Вдpуг удаpил гpом и pазинуло небо
                        Окpовавленный пламенем pот.
                        И pыгало оно, извеpгало оно
                        Гpозный ливень кpичащих pакет.
                        Летели ангелы, мечи огненны, -
                        Каpы божия в их pуках.
                        А потом, когда они кончили и
                        Задpожали ночные леса.
                        И пpишли из них чеpны демоны -
                        Волоса от ушей до хвоста.
                        Pазpывали нас, pазгpызали нас
                        И оpали "Интеpнацьонал".
                        А один из них так удаpил меня,
                        Что я замеpво как бы упал.
                        Так лежал я в ночи, ничего не могя,
                        И из недp кpовавой земли
                        Выполз Чеpвь-искуситель, сияющий змий,
                        И лукаво так пpошептал:
                        "Ты устал от войны, твои дни сочтены,
                        Все пpопало, мой маленький Фpиц,
                        Но я даpю тебе жизнь, ты идешь домой,
                        Отpекись, отpекись, отpекись..."
                        Так сказал он, и гpех pазомкнул мне уста,
                        И они пpошептали: да...

                                Г.Самойлов "Искушение маленького Фpица".




Реклама

Реклама в Интернет
<<< Глава 16Дом КолдуньиГлава 18 >>>